Станислав Лем:
"Жестокость немцев, входивших в оккупированную страну во времена Гитлера, не сравнима по своему опыту и вширь, и вглубь с советской. Немцы – сначала банальности – были методичными, планомерными, придерживались приказов обезличенным и вообще механическим образом; они считали себя Высшей расой а нас, евреев, – Ungeziefer, обреченными на истребление паразитами, паразитами настолько коварными, одаренными такой хуцпой, что эти паразиты осмелились благодаря лобуряцкой мимикрии приобрести сходство, удивительную похожесть на Человека.
А вот советские были бандой, которые понимали свою распоясанность и подлость, таким образом, что, насилуя 80-летних бабушек, раздавая смерть по прихоти, вскользь, между прочим, ломая, разрушая и уничтожая все признаки достатка, порядка, цивилизованной состоятельности, демонстрируя в бескорыстии, инициативу, внимание, сосредоточенность, напряжение воли – благодаря этому они мстили не только немцам (в конце концов, – ДРУГИМ!) за то, что немцы устроили было в России, но и мстили всему миру за пределами своей тюрьмы местью, самой подлой из возможных: ведь они обсерали все – никакие животные не демонстрируют подобного, так сказать, ЭКСКРЕМЕНТАЛЬНОГО УПОРСТВА, которое демонстрировали россияне, забивая и наполняя своими экскрементами разгромленные салоны, госпитальные залы, биде, клозеты, засирая книги, ковры, алтари; в этом сранье на весь мир, на какой они теперь МОГЛИ, какая же это радость! надавить, испачкать, обосрать, ко всему еще и изнасиловать и убить (они насиловали женщин после родов, женщин после тяжелых операций, насиловали женщин, которые лежали в лужах крови, насиловали и срали; а кроме того они ДОЛЖНЫ были воровать наручные часы, и какой-то их малый бедняжко-солдафон не имел уже на это шансов среди немцев в госпитале, потому что его предшественники забрали все, что можно было забрать, он расплакался от страдания и в то же время кричал, что если немедленно не достанет НАРУЧНЫХ ЧАСОВ, то застрелит трех первых встречных.
Как-то в Москве, в 1961 году, я наведался после 12 ночи, приехав прямо с аэродрома, в ресторан "эксклюзивного отеля" (на улице толпа других желающих ЗАБАВЫ тщетно добивалась до гостиничной двери) - и хотя там никто никого не насиловал, не убивал и не обсерал, я видел ТО САМОЕ, и это произвело на меня незабываемое впечатление, я назвал их обезумевшим стадом, так как они не верят в БОГА, то есть, я видел людей, которым отсечены ЦЕННОСТИ, тотально ампутирована этика; это было действительно отвратительное зрелище.
Эти истории, эти диагнозы известны, а наша цивилизация делает, что может, чтобы их скрыть, затоптать, похоронить, не замечать, не признаваться в этом, а если не удастся, то explain away .
Советская система, как проявление corruptio optimi pessima de facto, является системой взращивания всевозможных тех черт, на которые вообще способен подлый человек. Измена ближним, отдача на мучения приятелей, ложь на каждом шагу, жизнь в фальши от колыбели до могилы, попрание традиционных ценностей культуры и бетонирование определенных формальных аспектов этой культуры; ведь ясно, что это изнасилование, мордование и обсерание является одной стороной монеты, а другая ее сторона – это советское пуританство, викторианство, "отечественность", "патриотизм", "коммунистическая нравственность" и т.д.
Что здесь еще писать, что здесь можно добавить? И радикальному неверующему, такому, как я, мысль о том, что Бога, пожалуй, и нет, однако сатана, пожалуй, все же есть, КОГДА существуют советы, – эта мысль точно навязчиво возвращается снова и снова.
Громадная сверхдержава с сфальсифицированной идеологией (никто в нее не верит), с сфальсифицированной культурой, музыкой, литературой, школьным образованием, общественной жизнью – все сфальсифицировано от A до Z настолько добросовестно, под таким давлением репрессий, под таким полицейским надзором, что эта мысль рождается сама собой: КОМУ то все может служить лучше, чем Властелину Мух??? Я знаю, что его нет – и в определенном смысле это даже еще хуже как диагноз, из-за отсутствия негативного полюса трансцеденции.
Lem S. Listy, albo opor materii, Krakov: Literackie, 2002