Владимир Пастухов
Несколько забытая рубрика «Комментарии читателей». Elena Navez пишет в чате Бориса, где идет основная дискуссия по моим текстам:
«Мне кажется, сейчас главная проблема в том, что западная модель уже не видится достойным образцом для подражания, как это было 35 лет назад, для тех, кто хочет сменить курс и вывернуть со своей исторической колеи. Очевидно, что сегодня уже в самой в консерватории надо что-то менять. И это лично меня вводит в ступор. Вся надежда на следующее поколение».
Соглашусь с тем, что это если и не самое главное, то точно очень важное. Думаю, однако, что это как проблема, так и некоторое окно возможностей. То есть все не так однозначно…
Горбачевско-ельцинская революция проходила под западническими лозунгами. Доминирующей была теория «догоняющего развития», в соответствии с которой Россия – это нормальная европейская страна (ну как сейчас Украина), и 300 лет со времен Петра она шла правильным курсом навстречу к своей европейской мечте, но вот в 1917 году в шаге от цели свернула не туда, заблудилась, застряла в дремучем лесу большевизма и отстала в своем развитии от передового европейского отряда. Цель виделась простой и ясной: преодолеть разрыв, позаимствовав у Запада лучшие политические (демократические) технологии, которые предполагалось внедрять приблизительно так же, как франшизы McDonald's и Burger King.
В этой концепции все было хорошо, кроме одного – она была утопичной. Западный опыт приживался в России плохо, и в итоге российская демократия оказалась похожа на европейскую не больше, чем телефон Старика Хоттабыча из цельного золота был похож на настоящий телефонный аппарат. О том, что из этой затеи западников ничего не выйдет, с самого начала предупреждали многие, но их голоса тогда не были услышаны. Эксперимент закончился воцарением Путина, который провел поэтапную «отмену западничества», заменив его на униженное, но неубитое славянофильство в его крайней выморочной, декадентской ипостаси национал-большевизма (дикой эклектичной смеси радикального традиционализма с радикальным сталинизмом). У этого славянофильского проекта нет будущего, хотя его настоящее и может растянуться на несколько десятилетий.
Таким образом, в точке бифуркации, которую рано или поздно России снова придется проходить, возникнет качественно новая ситуация искусственного идеологического вакуума, который очень трудно будет заполнить чистым западничеством образца 80-х или 90-х годов прошлого века. Воспоминания о тех годах будут еще достаточно живы у старших поколений, но самое главное – у новых поколений не будет того упоенного восторга перед всем западным, который был у поколения шестидесятников. Но будет аллергия на примитивное славянофильство. Это хорошая почва для того, чтобы поискать собственные пути выхода из кризиса с оглядкой на западный опыт, но уже без слепого копирования.
Конечно, на этой почве может ничего и не вырасти. Такая опция существует всегда. Но запрос именно на самостоятельный, я бы сказал - более взрослый, более взвешенный ответ на вызовы истории, в большей степени сориентированный на здравый смысл, практицизм и хорошее понимание своих «домашних» реалий, чем на разного рода «измы», постепенно растет. А если есть запрос, то должен сформироваться и ответ.